Есть ли пределы несовершенству? Или их нет? По всей стране ширится движение за строительство человейников. 30 этажей мало? Нет, давайте 40, а еще лучше — 70. Высота 100 метров — уже не небоскреб. А что такого — дешево, сердито, колоссальная прибыль! И чем мельче нарежем, тем она больше! Как в лавках — не оптом, не вразвес, а внарезку! Студии по 15-16 квадратных метров, норы — уже не стыдно. Выползти из бокса рано утром — заползти к ночи, а жить — весь день в городе.»Что вы так пугаетесь, это мировой тренд», — скажет нанятый профи. «Идет эпидемия небоскребов», — добавит другой. «Так жить нельзя!» — а это уже выкрик из толпы тех, кто хочет нормального, человеческого жилья. И не хочет городов-воронок, по кругу замкнутых батальонами домов — пластин до неба, «плоскомордых», как говорят на улице, в десятки этажей, колодцами, окно в окно. Они растут везде. Не сыр, а сырный продукт, не дом, а жилищный продукт. Таков язык крупнейших девелоперов, которым потихоньку сдаются российские великие города.Мамона. У нее много лиц, много слов, чтобы прикрыть ее, но суть одна — взять, а после нас хоть потоп. Больше, выше, дробные казармы, чтобы дороже продать, снять как можно больше с метра. А где городские власти? Зачем они нас гонят в этот жилищный ад?Наши крупные города станут неумолимо портиться. Это будущие гетто, фавелы, места социальных взрывов. Хотят ли жить так сами владельцы строек? Вечно под угрозой пожара под куполом неба? В гаме других семейств? В сотах? В ежеутренней пытке выбраться, ибо всем нужно в лифте вниз — именно в это время.Как там рожать и быть с детьми? В прямоугольной геометрии пространства, нарезанного на клетки? В домах, похожих на многоэтажную тюрьму? У нас плохая демография — но она никогда не станет лучше. Эти казарменные дома — для одиночек, чтобы переспать и разойтись, не жить семьей. У нас опустынивание в регионах? Люди стекаются в Москву, Петербург и крупнейшие города? Так строить — лучший способ согнать население России в 10-15 крупнейших городских агломераций! Вывих, идея, которую уже несколько лет обсуждают всерьез. Не дома, а ночевки, не город, а воронка из «плоскомордых», не люди — а предметы для массовой обработки мозгов и тел.Растет в городах доля иммигрантов, этнических и религиозных меньшинств? Нужно быть деликатным, когда сталкиваются разные культуры и племена. А где они будут жить? Заранее известно — там, где дешево, в жилищных гетто. Но разве эти плоские, бесконечные, в сорок сороков этажи — плавильный котел? Ответ — нет. Вы хотите безопасности? Вы, может быть, даже в погонах? Тогда знайте, что мы сами, своими руками так сжимаем население, чтобы риски конфликтов культур были как можно выше. При первом же финансовом кризисе или случайной драке. Или даже при перебоях в энергии, воде, тепле, да в чем угодно.
Придет время, и эти окраины города начнут на глазах превращаться в старые, осыпающиеся, в бескрайние стены, замученные смогом и людьми. Гигантские хрущевки, их еще и разрушать придется. Но разве долго ждать? Панельные дома 1990-х годов уже в копоти.Когда смотришь на горы жилья, возникающие на перекрестках хайвэев, не понимаешь — а чем они там дышать собираются? Как можно спастись от децибел? Куда деться от пыли, от грязи автомобильных потоков? Им что, не жалко своих детей, своих сердец, легких, своей Богом данной жизни? Каждый психолог знает, что в такой свалке жилья люди становятся крысами. Сначала счастливы — есть угол, потом грызутся и, наконец, дохнут. Даже из элитных небоскребов хотят бежать. Сто раз изучено вдоль и поперек: там, где скученность населения, — социальная патология. Перестают рожать.Нам что — земли мало? Ради нескольких собственников, ради их карманов, ради крупных домостроительных комбинатов — нужно людей сгонять на пятачки? Так не делали даже во времена административной экономики. От нее хотя бы остались просторные зеленые дворы. Все для «блага человека»? Скажите это архитекторам! Они твердят одно и то же — у нас есть хозяева, деться некуда, не мы, так другие. А детей кормить надо. Что скажут — то слепим, построим и еще объясним, какое это счастье.Нет, не счастье. В этих домах могут жить только зависимые люди. Те, кому из них не выбраться. Те, кто не любят, не рожают, не думают, ненавидят. Не могут, за редким исключением, обрести имущество и свободу. Пугающие дома, нуждающиеся в вечной обработке мозгов, потому что толпа в них — заведомо агрессивная. Скученность, сто унитазов над головой — это человеческие раздоры.Нам говорят — а как же Шанхай, Дубай, Сингапур, Гонконг, Нью-Йорк! Но это приморские, продуваемые города. Не среди равнины, как Москва. Не города с тысячелетней историей. Мы что — китайцы? У нас что, есть проблема перенаселения? В Лондоне никто не делает колодцев из человеческих небоскребов. Высотное Сити — это офисы. Остальные — на выселках. Лондон — малоэтажный город. Во Франции «Большие ансамбли» взрывают. Там были этнические бунты (Мингеты, 1981). Когда-нибудь придется и нам эти «ансамбли» убирать.Общество гудит, когда стремительно, на глазах среда жизни, среда любви, детская среда становятся нечеловеческими. Не сказано ведь и десятой доли. Цитируем: «клиника», «апокалипсис», «дурдом» — все в том же духе. Нашествие пластин, гигантомания в жилье, подчинение архитектуры мамоне — все это новый занос в нашей жизни. Зачем нам это, когда есть только одна цель — быть соразмерным человеку? Зачем, когда Москва и Московская область (47 тысяч квадратных километров) больше по площади, чем Нидерланды или Швейцария? И они только ведь малый кусок Центральной России. Меньше десятой части ее земли! Российское государство, зачем?Яков Миркин (заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН).
