Аналитики международного энергетического агентства S&P Global Platts сообщают о том, что после массированной атаки беспилотников на саудовскую нефтяную инфраструктуру цена на нефть, вероятно, сможет вырасти до 70 долларов за баррель и даже «прикоснуться» к уровню 80 долларов. Для России это вроде бы неплохая новость, но есть два нюанса, которые не дают как следуют порадоваться возможному росту цен. Дело в том, что инцидент с подрывом саудовских НПЗ и потерей половины саудовской нефтедобычи привел к парадоксальной ситуации: Джон Болтон уволен, но дело его не только живет, но еще и побеждает. В том смысле что противостояние США с Ираном движется не столько к заключению какой-нибудь сделки, сколько к силовому варианту развития событий. Госсекретарь Помпео уже обвинил во всем случившемся Иран, а Линдси Грэм, старший сенатор от штата Южная Каролина и один из лидеров Республиканской партии, уже потребовал бомбардировок Исламской Республики и четко обозначил желаемый результат — «сломать хребет иранскому режиму». По мнению авторитетного республиканца, другие способы просто не работают: «Настало время для США серьезно предложить налет на иранские нефтеперерабатывающие заводы, если они продолжат провокации или усилят обогащение ядерных материалов. Иран не прекратит свое плохое поведение, пока последствия не станут более реальными, например, в виде нападения на их нефтеперерабатывающие заводы, что сломает режиму хребет», — заявил он.
Совершенно очевидно, что это заявление адресовано не столько Ирану, сколько самому Дональду Трампу — единственному американскому политику, который имеет право отдать бомбардировщикам ВВС США приказ бомбить иранскую нефтяную инфраструктуру. Если бы главный «антииранский ястреб» президентской администрации Джон Болтон не был уволен, то это он сделал бы такое заявление, демонстрируя всем видом максимальное удовлетворение от сложившейся ситуации. Болтона в администрации Белого дома уже нет, но «глубинное государство» продолжает выдвигать свои требования к Трампу, заодно блокируя его возможности в плане реализации хоть каких-нибудь дипломатических инициатив.
Как показывает практика, Трамп будет до последнего пытаться свернуть с проторенной для него дорожки к настоящей войне. Он уже технично закрыл сирийскую тему, ограничившись одной символической ракетной атакой, несмотря на колоссальную медийную истерику и провокации с использованием химического оружия. Также Трамп смог выкрутиться из «керченского инцидента», когда американское «глубинное государство» и часть военных требовали эскалации конфликта с Россией и прохода кораблей НАТО через Керченский пролив, о чем высокопоставленные американские чиновники пытались даже договориться с Ангелой Меркель.
Проблема в том, что иранский кризис — это более сложная ситуация, чем те, с которыми Трамп сталкивался до этого. С одной стороны, жесткая борьба с Ираном, отмена «ядерной сделки» и принуждение Ирана к отказу от ядерного оружия и поддержки шиитских политических движений на Ближнем Востоке — это краеугольные камни избирательной программы самого Трампа. С другой стороны, ввязываться в настоящую войну не очень хочется, ибо значительная часть электоральной базы действующего американского президента очень насторожено или крайне негативно относится к предложениям начать очередную «небольшую демократическую и победоносную» войну на Ближнем Востоке, справедливо подозревая, что триллионы долларов, которые тратятся на такие войны, было бы лучше отдать в виде пособий или налоговых льгот самим избирателям. С учетом того что президентские выборы совсем недалеко (осенью 2020 года), а шансы на успешное завершение войны с Ираном за год являются призрачными, вопрос о предпочтениях избирателей становится очень важным и местами даже более важным, чем вопрос о предпочтениях старой американской политической элиты в лице «глубинного государства».
Сложности «иранского клубка противоречий» не ограничиваются внутриполитической плоскостью. В международном контексте все еще неприятнее. С одной стороны, Израиль выступал и выступает за то, чтобы на Иран оказывалось максимальное давление, а экстраординарно близкие отношения Трампа, а также его ближнего круга, с израильским руководством не являются секретом (а наоборот — предметом гордости американского лидера). С другой стороны, самовольный выход США из «ядерной сделки» создал колоссальные дипломатические проблемы по линии Вашингтон — Брюссель. Ведущие европейские страны (включая даже «вечно выходящую из Евросоюза» Великобританию) не только обозначили свое недовольство, но и создали (пускай и очень сырой) механизм обхода санкций, через систему платежей Instex, в которую, как утверждают иранские источники, уже до конца года будут закачаны средства, эквивалентные 15 миллиардам долларов. Экспертный консенсус в плане прогноза европейской реакции на попытку силового решения иранского кризиса является недвусмысленным: отношениям США с Евросоюзом будет нанесен серьезный ущерб. Более того, первая же бомбардировка иранских нефтеперерабатывающих заводов придаст серьезный импульс попыткам Евросоюза создать параллельную финансовую инфраструктуру, а также собственную «евросоюзную армию» просто ради того, чтобы иметь возможность хоть как-то влиять на международную политику в географической сфере европейских интересов и ликвидировать зависимость от капризов американской внешней политики. Еще четыре-пять лет назад можно было предположить, что американская дипломатия смогла бы — при большом желании и удачном стечении обстоятельств — сколотить какую-то европейскую «коалицию союзников» для очередной американской военной авантюры, но сейчас, даже если Трамп отправит госсекретаря Помпео лично ночевать у дверей Елисейского дворца и петь серенады под балконом Меркель, вряд ли можно рассчитывать на то, что позиция Евросоюза по иранскому кризису, да и по всем острым проблемам американо-европейских отношений, поддастся серьезным изменениям.
Но это не все. У иранского кризиса есть еще и экономическая плоскость. С одной стороны, любая военная операция против Ирана приведет к серьезному росту цен на нефть, что создаст политические проблемы для самого Трампа: его избиратели не любят переплачивать за бензин, и Трамп часто использует «вербальные интервенции» в твиттере для того, чтобы попытаться «прижать» нефтяные цены на мировых рынках. С другой стороны, американские компании, которые специализируются на сланцевой добыче, за последние годы стали важным элементом американской экономики, а также важными работодателями и налогоплательщиками (в причем в «республиканских» штатах), и им нужны сейчас более высокие цены на нефть, так как нынешние цены, около 60 долларов за баррель, не дают им (по оценкам даже западных СМИ) никаких возможностей для прибыльной добычи.
Wall Street Journal, флагман американской деловой прессы, пишет: «Количество нефтяных и газовых банкротств растет, так как инвесторы теряют аппетит к сланцевой добыче». В этом контексте неожиданная масштабная атака на саудовскую нефтяную инфраструктуру — подарок для таких нефтяных компаний. Сбалансировать электоральные расчеты и интересы американских нефтяных магнатов — нетривиальная задача, и полноценная война с Ираном явно не лучший способ это сделать, но и полноценное возвращение Ирана на мировой нефтяной рынок — тоже плохая идея, по крайней мере с точки зрения интересов Белого дома.
Создается впечатление, что Вашингтон еще долго будет находится в шатком динамическом равновесии между войной и миром, причем каждый шаг навстречу какой-нибудь «мирной сделке» (например, увольнение Болтона) будет компенсирован каким-нибудь событием, подталкивающим Трампа именно к войне (например, взрывы на аравийских НПЗ и заявления сенатора Грэма). Как долго Трамп сможет держаться на этом «геополитическом канате», — непонятно, но если этот трюк у него будет получаться на протяжении длительного времени, то Россия от этого только выиграет: и в плане сохранения мира, и в плане эволюции цен на нефть, и в плане постепенного ухудшения отношений по линии Брюссель — Вашингтон.
