Как Конституционный суд РФ стал антиконституционным. Интервью
фото
Алексей Даничев / РИА Новости
Четверть века тому назад, 21 июля 1994 года, был принят закон «О Конституционном суде Российской Федерации». Сегодня споры о Конституции России не утихают. Можно ли ее поменять и как именно? Точечно, как говорит спикер Госдумы Вячеслав Володин, или кардинально, как предлагает Владимир Жириновский? Похоже, что и сам глава Конституционного суда Валерий Зорькин не прочь что-нибудь изменить в Конституции, исходя из «духа нации». Менять или не менять? Об этом, а также о том, зачем нужен Конституционный суд в правовой системе страны, какие законы в стране носят антиконституционный характер, а также о том, при каких условиях судебная система может стать независимой, в интервью Znak.com рассказал заслуженный юрист России, федеральный судья в отставке и профессор кафедры судебной власти НИУ ВШЭ Сергей Пашин. Он автор первого законопроекта «О Конституционном суде РСФСР», написанного еще в 1991 году.
«Изначальные замыслы были принесены в угоду авторитарному государству»
— Сергей Анатольевич, оглядываясь назад, соответствует ли сегодня роль этого института изначальным замыслам?
— Еще с советских времен в стране действовал комитет конституционного надзора. Он не был судебным органом. И тогда президент Ельцин поставил задачу создать именно Конституционный суд. Одной из его задач было сравнение законов СССР с нашей Конституцией. Соответственно, Конституционный суд должен был отдавать предпочтение нашей Конституции, если законы Союза ей не соответствовали. Поэтому закон содержал такой пункт и позволял Конституционному суду по своей инициативе проверять соответствие союзных законов Конституции России.
Но самое главное, что в этом первом законе о Конституционном суде были проведены некоторые идеи, которые стали основной для дальнейшего развития судоустройственного законодательства. Например, впервые в этом законе появилось слово «пристав». И я помню, что приставы Конституционного суда даже улыбались, когда их называли таким образом. В этом слышалось что-то старорежимное.
Важно отметить, что в этом законе председатель Конституционного суда и его заместитель избирались. То есть Конституционный суд был автономным учреждением и мог определять собственное управление демократическим голосованием. Но теперь это все сгладилось и Конституционный суд приравнен и по способу формирования, и по способу снабжения к Верховному суду под предлогом единообразия. Так что изначальные замыслы были принесены в угоду авторитарному государству.
Наиль Фаттахов / Znak.com
— Нередко можно услышать упреки в адрес Конституционного суда по поводу того, что он обслуживает режим, а не служит гражданам. Насколько это обоснованно с вашей точки зрения?
— Сегодня Конституционный суд работает в интересах власти, а не в интересах права. Это так. Например, в законе говорится, что судьи Конституционного суда Российской Федерации независимы и руководствуются при осуществлении своих полномочий только Конституцией. Далее, в своей деятельности они выступают в личном качестве и не представляют каких бы то ни было государственных или общественных органов, политических партий и движений, государственных, общественных, иных предприятий, учреждений и организаций и так далее.
Но на практике судьи Конституционного суда назначаются таким образом, что они зависят от власти, а потому следуют корпоративной дисциплине, в рамках которой поддерживают власть. Причем нередко Конституционный суд формируется из судей Верховного суда. А первоначально Конституционный суд формировался главным образом из профессоров права. Не было в его составе никаких судей Верховного суда. Я уж не говорю о том, что председатель суда был фигурой сменяемой, он должен был считаться со своими судьями. А теперь он вообще не сменяем и может находиться в должности, пока не умрет. И все это благодаря президенту Путину.
— Когда-то, по словам судьи Конституционного суда в отставке Тамары Морщаковой, данный институт мог публично отменить решение президента. В частности, это касалось решения Ельцина об объединении силовых ведомств. Тогда Борис Николаевич отметил: «Что-то у нас не заладилось с Конституционным судом». Сегодня такое вряд ли можно представить. Как сегодня можно описать отношения Конституционного суда и института президента?
— Конституционный суд может рассматривать указы президента и сейчас. Другое дело, что он рассматривает их в пользу президента. Это было уже даже тогда, когда лилась кровь во время чеченской войны. Тогда Конституционный суд оставил без изменения указ президента, в котором терроризм объявлялся вне закона. Формулировка «вне закона» была явно неконституционная. Этот указ предписал применять любые средства для подавления террористов и сепаратистов. По сути, в этом вопросе Конституционный суд уклонился от дачи каких-либо оценок. Он просто сказал, что раз, вроде, все прекратилось, то и незачем проверять указ президента. Более того, сделал ему подарок, написав, что если президент имел в виду любые средства, то, наверное, в виду имелись только конституционные средства. Так что теперь Конституционный суд — это придаток государственной машины. Все, что ему осталось, это заниматься мелкими вопросами, чтобы ни в коем случае не огорчить власть. По сути, он занят легитимацией власти.
Сергей Пашин
Все это результат того, что отношения суда с президентским корпусом складывались по методу кнута и пряника. И это началось не при Путине, а при Ельцине. Уже он начал подкармливать Конституционный суд. Например, судьи получили квартиры в обход всех правил распределения жилплощади в Москве. Судьи имели охрану, деньги на расходы и так далее — и всем этим их снабжала администрация президента. Более того, в разгар дела против КПСС Ельцин присвоил всем судьям высший квалификационный класс, что сказалось на их жалованье. Более того, своим секретным указом он повысил жалованье еще на 30%. И все это снова было сделано в обход всех правил.
Были в истории взаимоотношений и «кнуты». Когда Конституционный суд не поддержал конституционный переворот, который был осуществлен на основании указа от 21 сентября 1993 года, то Ельцин приостановил деятельность Конституционного суда. Судьи получили хороший урок. Их обвинили в том, что они дважды ставили страну на грань гражданской войны. Как будто бы это не Ельцин стрелял из танков по Белому дому, а судьи Конституционного суда. С тех пор судьи всегда одобряют то, что делает президент.
— Конституционный суд решает, какие российские законы и другие нормативные акты соответствуют Конституции. Нормы, которые он признает неконституционными, утрачивают силу. Что-то не припомню такого за последнее время. В этом направлении вообще ведется какая-то деятельность?
— Конституционный суд не отменяет закон как таковой, а отменяет отдельные нормы как неконституционные. Такая деятельность продолжается. Она касается, в частности, уголовно-процессуального законодательства. В некоторых случаях Конституционный суд объясняет, каким образом должна та или иная норма действовать в конституционно-правовом смысле. Например, Конституционный суд разъяснил следующее. Если гражданин был освобожден от уголовной ответственности и дело было прекращено по реабилитирующим основаниям, то произвольное возобновление процедуры уголовного преследования невозможно в случае истечения года с момента вынесения такого постановления. Прокурор не может сделать это своей властью, чтобы дамоклов меч не висел над человеком. Для возобновления уголовного дела он должен обратиться в суд. Вот вам пример такой деятельности. Другое дело, что эта работа ведется в основном по скромным поводам.
«Когда власть заботится о себе любимой, это выглядит неприлично»
— Глава Конституционного суда Валерий Зорькин некоторое время назад заявил, что главный итог существования этого института на сегодня состоит в том, что из правовой системы исчезли грубые и явные нарушения Конституции, теперь они проявляются только на уровне интерпретации и системной связи норм. Насколько это соответствует действительности?
— Грубое нарушение Конституции было в октябре 1993 года, когда расстреляли парламент. И это событие, по сути, заложило под нашу Конституцию родовую травму. Наша Конституция возникла под залпы танковых орудий, а также в результате референдума, итоги которого вызывают сомнения. А если ты построил дом на болотистом фундаменте, то дальше все идет наперекосяк.
Возьмем историю с чеченской войной. Она была совершенно грубым нарушением Конституции. Но Конституционный суд ее легитимировал. Поэтому сейчас нет надобности грубо нарушить Конституцию, ибо в руках у нынешнего режима есть возможность исправлять Конституцию, когда ему заблагорассудится.
Здесь можно вспомнить пример с отменой выборности губернаторов. Конституционный суд сперва заявил, что выборность — это часть конституционного строя. А потом, когда руководство захотело, чтобы губернаторы назначались, он заявил прямо противоположное: выборы губернаторов не являются неотъемлемой частью конституционного строя. То есть власть способна изменять конституционные основы, предавая этому видимость законности. А Конституционный суд всегда готов легитимировать это. То есть все делается как бы в правовом поле. Но по сути воля может оформляться правовым способом, но это еще не значит, что она конституционная.
Владимир Путин и председатель КС РФ Валерий ЗорькинKremlin.ru
— На ваш взгляд, какие законы, принятые в последнее время, наиболее вопиющие с точки зрения соответствия Конституции РФ и требуют пересмотра?
— Если говорить о моей сфере, то это безобразные решения, связанные с судом присяжных. Суд присяжных постоянно ограничивался. И хотя его перенесли на районный суды, все равно ничтожная доля дел рассматривается с участием присяжных заседателей. Кроме того, Конституционный суд санкционировал то, что право на суд присяжных было отнято у несовершеннолетних. Такое решение он принял в деле несовершеннолетнего Вадима Филимонова. Таким образом Конституционный суд сказал, что среди прав, провозглашенных Конституцией, есть неотъемлемые и есть «отъемлемые».
И, конечно, грубейшим нарушением Конституции, принципа правовой определенности выступает пенсионное законодательство. Граждане выполнили все обязательства перед пенсионным фондом и государством и рассчитывали вовремя уйти на пенсию, а им сказали, что будете работать еще пять лет. И в этом вопросе Конституционный суд так и не принял никакого решения в пользу миллионов людей. То есть он дал понять, что все эти силуановы и прочие наши «великие экономисты» могут делать что хотят. Это явное нарушение Конституции, в частности 55-й статьи, которая говорит, что нельзя принимать законы, умаляющие права человека. Кроме случаев, когда речь идет о защите обороноспособности и безопасности. Это вопиющий удар по нормам о достойной жизни человека, по нормам о собственности, по нормам о запрете нарушений федеральных законов и так далее.
— Насколько конституционными являются такие понятия, как «экстремизм», «оскорбления чувств верующих» и «оскорбление власти»?
— Преследование экстремизма существует и в других странах. Но надо понимать, что все эти нормы находятся в противоречии с конституционными принципами свободы слова. Свобода слова, свобода мнений — это то, на чем выросла демократия в США. Это зафиксировано в первой поправке Конституции. Кстати, попробуйте сказать, какая первая поправка нашей Конституции? Она не про свободы, а про срок президента, чтобы он не четыре, а шесть лет находился у власти. С моей точки зрения, все эти понятия являются нарушением Конституции, и более того, они не обусловлены никакой необходимостью.
Например, есть норма о хулиганстве, есть норма о противодействии отправлению религиозных культов. И вдруг после дела Pussy Riot появляется норма об «оскорблении чувств верующих». Спрашивается, а чем прежние нормы были плохи? А уж когда власть начинает заботиться о себе любимой, это вообще выглядит неприлично. Кстати, Михаил Сергеевич Горбачев тоже придумал в свое время закон о дискредитации власти, чтобы защитить честь и достоинство президента, депутатов и так далее. Это был позорный закон, тогда общественность встала на дыбы и он так и не был принят. А у нас тишь да гладь, божья благодать, Конституционный суд со всем согласен.
— Мы видим, что сейчас в Москве происходят митинги, касающиеся отказа регистрации оппозиционным политикам на выборах в Мосгордуму. Насколько конституционным является принцип разрешения митингов, это с одной стороны, а с другой — различные административные условия по допуску кандидатов до выборов, например те же подписи?
— Уведомительный порядок этих мероприятий, по сути, теперь заменен разрешительным. Это действительно находится в противоречии с Конституцией. Людям не дают выразить свою волю под самыми разными надуманными предлогами. Но мне кажется, это вопрос не столько для Конституционного суда, сколько для судов общей юрисдикции. К сожалению, суды общей юрисдикции тоже защищают власть, а не права человека. В этом и проблема.
Что касается избирательной системы, то я бы отметил, что она в России устроена как поощряющая. Она дает не столько возможность выбирать, сколько возможность выразить правильное мнение начальства. Один из судей Конституционного суда писал «особое мнение», когда речь шла о праве судимых людей участвовать в выборах, в том числе выставлять свою кандидатуру. Он отмечал, что не власть должна подданных уберегать от ошибок, а люди должны правительство уберегать от ошибок. Поэтому у нас должен быть выбор, в том числе при выдвижении кандидатур. Этот выбор у нас все время отнимается. То есть начальство само решает, кого пускать в кандидаты, а кого нет. Это самая серьезная проблема в нашей избирательной системе.
«Конституционный суд выполняет жандармские функции»
— Сегодня много звучит призывов изменить Конституцию России. В прошлом году Валерий Зорькин призвал к точечным изменениям Конституции: «заложенный в конституционном тексте глубокий правовой смысл позволяет адаптировать этот текст к меняющимся социально-правовым реалиям в рамках принятой в мировой конституционной практике доктрины „живой Конституции“». Недавно спикер Госдумы Вячеслав Володин сделал то же самое, его коллега Владимир Жириновский предложил поменять ее кардинально. Что вы думаете по этому поводу, назрел ли момент, когда Конституция требует корректировок?
— Конституция никаких корректировок не требует. Разве что учредить династию, если мы, по сути, имеем несменяемых начальников. Что касается понятия «живой Конституции», то это не просто выдумки Зорькина. Такое понятие есть, например, в США. Там каждый год издается толстый сборник под названием «Современное понимание Конституции». Это связано с двумя вещами. Во-первых, американская конституция жесткая. Это означает, что для внесения поправок необходима ратификация со стороны штатов. В связи с этим американская конституция практически неизменна. Во-вторых, конституцию «живой» делает судебная практика, поскольку каждый американский судья имеет право судить о конституционности законов. Когда, например, было принято антикоммунистическое законодательство, то судьи его просто игнорировали.
У нас ситуация иная. Конституция может быть изменена в любой момент на усмотрение начальства, покорные депутаты Госдумы проголосуют за эти изменения. А кроме того, наши суды ориентированы на обращение в Конституционный суд, если у них возникли какие-то конституционные сомнения. Кроме того, судьи готовы взять под козырек, если будет начальственная воля. Некоторые прямо ссылаются в судебных решениях на какую-нибудь речь президента.
Так что изменить нашу Конституцию легко, но особого смысла в этом нет. Как правильно говорит Зорькин, можно ограничиться интерпретацией, Конституционный суд периодически это и делает. Он предлагает «правильную» интерпретацию закона. То есть Конституцию можно сделать «живой», но не так, как в США. Это будет навязанная интерпретация, согласованная с начальством и исходящая от него.
Znak.com
— Мы живем в период неких «духовных скреп». Правда, как только дело доходит до конкретики, никто не может подробно рассказать, что это такое. Видимо, и глава Конституционного суда решил не отставать от «генеральной линии» и тоже занялся их отстаиванием. «Надо суметь соединить присущий российскому народу коллективизм, сформированный, — можно сказать, выкованный, — суровой природой, бесчисленными оборонительными войнами, необходимостью объединить множество наций и народностей „общей судьбой на своей земле“, на основе конституционных принципов правового, демократического и социального государства, — с созданием конкурентной экономической и политической среды», — пишет Валерий Зорькин. Насколько правильно писать и толковать законы, опираясь на некие «духовные скрепы», нет ли тут отклонения от мировой юриспруденции, от прав человека и так далее?
— Зорькин здесь не говорит ничего нового. Другое дело, что такой подход несколько устарел. Идея «духа нации» принадлежит немецким ученым. Например, Георг Фридрих Пухта, живший в XIX веке, писал, что «дух нации» определяет содержание законов. Потом этот принцип прекрасным образом был использован фашистами.
Но вообще мне кажется странным, читать такое от Зорькина. Ведь он позитивист по своим взглядам и защищал диссертацию именно на основе позитивизма Чичерина. Это означает соблюдение норм писанного права. А сейчас он, значит, немного перековался. Понятно, что не существует кодекса, который бы описывал «дух нации». Но в парламенте могут быть силы, которые готовы бороться за то, чтобы их понимание блага и «духа нации» было реализовано в законах. Пусть они избираются на честных выборах и отстаивают там свою позицию. Вот это и есть конкурентная среда.
Что касается заявлений Зорькина о конкурентности, то, может быть, начать ее реализацию со сменяемости начальства, в том числе и председателей высших судов? Тогда его слова приобрели бы некий смысл. А так — это просто сотрясение воздуха.
— Вы сами сказали, что Конституционный суд занимается всякой мелочью. Когда речь заходит о действительно важных вещах, таких как пенсионная реформа, то этот суд стоит в тени и молчаливо одобряет действия власти. Скажите, а если ликвидировать этот институт, то вообще что-нибудь изменится в правовой системе страны?
— В Конституционный суд вы жалуетесь не на несправедливость, а на закон, который был применен в вашем деле. Вам надо сформулировать, почему этот закон противоречит именно Конституции. Это, конечно, сложно. Не каждый это сможет сделать. Но тем не менее Конституционный суд играет свою роль в защите прав граждан. Так что я не думаю, что его надо ликвидировать. Я думаю, что нужно сделать другое, а именно — чтобы судьи общей юрисдикции могли проверять конституционность норм и иметь право конституционного нормоконтроля. Тогда права граждан будут защищены в гораздо большей степени и по гораздо большему числу вопросов. Проблема в том, что Конституционный суд несколько оторван от материи конкретных дел: уголовных, гражданских и административных. То, что он делает, называется абстрактный нормоконтроль, а хотелось бы сделать его конкретным.
И еще. Статья 15 Конституции РФ гласит, что международное право является частью национального. А Конституционный суд выполняет, по сути, жандармские функции: объявлять позицию Европейского суда не соответствующей нашей Конституции, если Европейский суд толкует нормы, как нам не нравится. Это еще один антиконституционный шаг со стороны нашего Конституционного суда, поскольку он вступил в противоречие с обязательством России соблюдать конвенцию по правам человека. А конвенция, конечно, интерпретируется Европейским судом по правам человека, а вовсе не Конституционным.
«Набор в судебную систему людей, не связанных с государством, это хороший ход»
— Одна из болезней российской судебной системы — ее зависимость от вертикали власти. Кроме того, хромает качество судей, в основном их состав пополняется из сотрудниц судебных аппаратов и работников правоохранительной системы. Что с этим делать?
— Это не столько болезнь, сколько свойство нашей системы. Единственное, что хочет начальство, чтобы судьи были лояльны. А раз они лояльны, то легитимируют любые безобразия власти. Поэтому судейский корпус формируется из агентов власти. Большое влияние играют силовые структуры. Например, силовики в комиссии по кадровым назначениям рассматривают любую кандидатуру, когда судья идет на повышение. Прежде чем президент подпишет указ, силовики, в том числе заместитель директора ФСБ, заместитель генпрокурора, замминистра внутренних дел, проверяют все кандидатуры. Это обстоятельство, которое делает судебную систему сервильной, в особенности перед силовиками. Отсюда отсутствие оправдательных приговоров, их меньше одного процента.
Что с этим делать? Я думаю, надо привлекать в суд представителей народа. Мы могли бы сильно расширить участие присяжных в нашем правосудии. И, как и в царской России, ввести почетных мировых судей.
— Как вы относитесь к идее полной люстрации судебного корпуса, в том числе судей Конституционного суда? Поможет ли это выздоровлению российской судебной системы?
— Так уже сделали на Украине. И что вышло? Стало лучше в судебной системе? Люстрация —это когда людей выгоняют по одним основаниям и потом система снова наполняется ставленниками начальства, то есть его друзьями и теми, кто им лоялен. Вот что происходит в результате подобной люстрации. Если бы мы имели независимый орган, который бы наполнял систему новыми людьми, это бы имело какой-то смысл. А так как мы собираемся проводить люстрацию в судебной системе, но не в других органах власти, то результат обречен на провал. Если люстрировать судейский корпус, то нужно люстрировать и другие институты власти: ФСБ, Госдуму, прокуратуру и так далее. Тогда, может быть, что-то и получится. А люстрация в таком варианте приведет к еще большему закрепощению судей.
Кстати, в 2014 году в России была некая репетиция люстрации. Тогда разогнали Высший арбитражный суд и слили его с Верховным судом. Судьям сначала пообещали несменяемость, а потом учредили специальные комиссии, которые проверяли их в том числе на лояльность. И ведь часть судей разогнали, они не прошли проверку. А как же быть с конституционным принципом несменяемости судей? Это опять было нарушением Конституции.
Так что я бы поостерегся люстрации. А вот набор в судебную систему людей, не связанных с государством, это хороший ход. Старым кадрам надо дать спокойно уйти на пенсию, а руководящие места в судебной системе пусть займут люди, которые не опорочили себя связью с правоохранительными, или лучше сказать, карательными органами. Кстати, такое проделывали, когда была десталинизация. Людей в порядке партийной дисциплины назначали на должности в МВД и в судьи. И все это были доценты вузов. Вот это могло быть дать дивиденды при условии, что будет ослаблена хватка силовых структур на горле судебной системы. А если набрать новых людей, но поставить их в старые условия, то они очень быстро, как во вьетнамской сказке, превратятся в драконов.
— Сейчас в России реализуется Федеральная целевая программа «Развитие судебной системы на 2013–2020 годы» от 2012 года. Одной из задач программы является повышение доверия к отечественному правосудию с 6 до 50%. Как вы оцениваете ее реализацию?
— В этой части программа с треском провалилась. Доверие населения к правосудию самое низкое. Поднять его можно только уважением к населению со стороны судей. Но судебная система, к сожалению, не проявляет такого уважения. А вместе с ним не проявляет и справедливость.
Самое печальное, что эта программа не предусматривала многих решений, которые были реализованы в принудительном порядке. Например, в этой программе ничего не говорилось о переезде Верховного суда в Санкт-Петербург, там ничего не говорилось о слиянии Арбитражного и Верховного судов, в ней ничего не говорилось о создании кассационных и апелляционных судов общей юрисдикции. То есть принимаются решения помимо программы. Это значит, что судебная система корежится волевым образом. И ответственных за эту деятельность нет. Однако в итоге нарушаются права граждан. Например, если вы создаете кассационные суды в количестве девяти штук и гражданин должен ехать не в своей районный центр, а неизвестно куда, чтобы подать жалобу, то это нарушение права на доступность правосудия. Понятно, что после такого население будет смотреть на суды с опаской и не будет им доверять.
