У НАЧАЛЬНИКА ТОЖЕ ЕСТЬ ДОСТОИНСТВО
— Вот вы, корреспондент, как относитесь к тому, чтобы в рот микрофон совали? — при таком важном вопросе глава Большеречья, экс-чемпион района по боксу Василий Майстепанов чуть приподнялся, чтобы поглубже заглянуть мне в лицо.
В кабинете явно назревал момент истины. Или того хуже.
— На телеканалах говорят: «Раз ты чиновник, мы тебе скажем, что хотим, а ты все равно в тряпочку молчать будешь», — не спеша заводился Майстепанов. — А я, знаете, не согласен! У меня, чиновника, есть свое достоинство. Я такой же, как вы, слышите! Вам непозволительно мое личное достоинство унижать!
— Василий Иванович, — говорю примирительно. — Вы уже перебили всех острых журналистов в районе, но что это вам дало?! Ну расправились вы с ней…
Киваю в окно. Через дорогу, в Большереченском райсуде Омской области, шел процесс над бывшим главным редактором «Нашей Иртышской правды», а ныне журналистом «Комсомолки» Евгенией Острой.
БУМАЖНЫЙ «БРОНЕНОСЕЦ «ПОТЕМКИН»
Когда-то Острая возглавляла одну из лучших районок страны. До своего разгрома в 2016 году «Иртышская правда» считалась одним из последних динозавров качественной сельской прессы. По местным меркам — рентабельной (лишь 30% бюджета — деньги государственные, да и те по контракту за публикацию официальной информации), с 4-кратно (!) выросшим в последние годы тиражом, осыпанной местными и московскими журналистскими премиями, и злой репутацией — въедливая, зубастая газета.
В уголовном деле это звучит как обвинение:
«Для газеты характерно задиристое отношение ко многим событиям в районе и такое же отношение к представителям местного самоуправления». Последнюю премию от Фонда защиты гласности, которая, как назло, называлась «Большие победы маленьких людей», дали Острой, когда за ней пришли следователи…
Коллектив газеты попытался отбить Острую от властей (те из-за жалоб главы Большеречья Майстепанова решили не продлевать с колючим редактором контракт), журналисты написали наивное письмо Путину, грозили забастовкой.
Я приехал сюда описывать этот журналистский «Броненосец «Потемкин», и после моего репортажа главред «Комсомолки» предложил Острой работу.
А власти отреагировали жестоко. Прислали проверку (об этом чуть позже). И потащили Острую в суд, что во-о-он там, за углом.
Глава Большереченского района Василий Майстепанов и спасенная им от «революционеров» газета.Фото: Владимир ВОРСОБИН
«НЕПРОДАЖНОЙ ПРЕССЫ НЕТ»?
Над маленьким еле заселенным Большереченским районом (25 тысяч жителей) тихо шуршал дождь.
Глава Майстепанов нехотя тоже посмотрел в окно…
— Мне, думаете, Женю не жаль? — вздохнул он. — Жаль. Если бы не стала упорствовать — не было бы ничего… Вы, Владимир Владимирович, умный человек и должны понимать, что газета не для того, чтобы революцию устраивать. Острая использовала район как средство получения славы, репутации… Вы говорите, кто меня, главу, вместо Острой гонять, заставлять работать будет? Но мне такая погоняла не нужна!
— Кто тогда на ошибки чиновников укажет? — говорю. — Ваш мэр Кох рассказывал: даже планерки начинались с чтения газеты Острой, кто из чиновников где напортачил… По отоплению, по поликлиникам, по дорогам, да и вообще — кто где своровал. Есть же поговорка — «на то и щука, чтобы пескарь не дремал».
— А вы полагаете — каждому пескарю нужна щука? — вдруг спросил глава.
— Конечно, — осторожно отвечаю.
— Слушайте! — воскликнул Майстепанов. — Если ты хочешь чиновника критиковать, то критикуй уважительно! А не как грузин на президента нашего накатил… Острая старалась доказать всем своим видом…
— Видом?!
— Видом! Я ей говорю: идут выборы, нам с тобой надо продвигать «Единую Россию». Она: «Какую «Единую Россию»?!» Я еду в обл-управление — говорю: «Ваша подчиненная с ума сошла…»
— Подождите, а при чем здесь «Единая Россия»? — вкрадчиво перебиваю. — Газета непартийная. Да и вы закон, выходит, нарушаете.
Кивает — мол, ага, еще один робеспьер…
— Давай тогда честно… — вздохнул наконец глава. — Я проходил обучение в Новосибирской академии управления. И нам один умный лектор сказал: независимой прессы нет. И непродажной нет. Если пресса не продается, она не может существовать. И, по сути, это правильно. Кто платит деньги, тот и музыку заказывает. В том числе и в «Комсомольской правде»…
— Но это противоречит законам России.
— Пусть!
«ЗАПРОС НА ПОЗИТИВ»
Если бы не сопротивление журналистов и не письмо Путину — суда бы не было. Здесь, в Сибири, народ открытый, да и чиновники тоже люди, поэтому все признают: ну конечно! В драке все средства хороши.
Помню, с какой восхитительной откровенностью глава Управления по информполитике Омской области Станислав Сумароков учил меня сермяжной правде.
— Да, пришлось пойти на крайние меры, — говорил он. — Это как выбор врача — либо отсечь начавшуюся гангрену, либо пациент потеряет всю ногу. Я отсек! Другие редактора сделали выводы. У людей запрос на позитив… Несколько раз слезно просил редакторов: давайте изменимся! Кто-то не услышал, вроде Острой… В конце концов у меня тоже руководство есть — и оно требует результатов.
И это правда!
А правда обезоруживает даже силовиков. Ведь чистосердечное признание Сумарокова было опубликовано в «КП» еще в 2017-м, но ни прокуратура, ни полиция, ни следственный комитет не отреагировали на нарушение статьи 18 «Закона о печати» («учредитель не вправе вмешиваться в редакционную политику») и статьи 144 УК — воспрепятствование профессиональной деятельности журналистов.
Наоборот. Силовики поехали ломать журналистов. Современным методом — бухгалтерской проверкой.
Потом, конечно, будет объявлено, что проверяли все районки, и, по словам Сумарокова, «у многих нашли нарушения», но заявление в полицию он написал только на «Иртышскую правду».
В бухгалтерии действительно нашли нарушения. Интересные, кстати. Самобытные. Много говорящие не только об омской, а российской гос-журналистике вообще (если, конечно, ее еще можно так назвать).
КТО ЗАБАЛУЕТ — ПРИДУШАТ РУБЛЕМ
Тут важно помнить, что районную прессу (а она вопреки ожиданиям не вымирает, а наоборот, набирает тиражи) российские налогоплательщики дотируют из своего кармана. То есть какая-нибудь «Балашовская правда» принадлежит вовсе не губернатору, не многочисленным майстепановым, которых на Руси пруд пруди. Настоящий работодатель у районок — народ, люди, живущие, например, в Большеречье.
Но чиновники придумали, как это исправить. В дополнение к однолетнему контракту с редактором (с неугодным он не продлевается) они ввели загадочную «шкалу эффективности». По ней ежемесячно оценивается работа журналистов, и чиновник решает, позволить ли выплатить премию из ЗАРАБОТАННЫХ редакцией денег или нет.
То есть поводок еще короче — кто забалует, тут же удушат рублем. Эта ловушка отлично сработала в Большеречье. Одна из лучших в Сибири газет тут же стала неэффективной.
Ситуацию усугубило, конечно, разгильдяйство. К согласованию премий в большинстве газет отнеслись как к очередному чиновничьему идиотизму, бюрократической формальности. Поэтому все, при полном одобрении администрации, согласовывалось с подкупающей простотой — с помощью… телефонных звонков, СМС или электронной почты. Потому проверка, разумеется, «не нашла» у Сумарокова подтверждающих согласований, и сделала формально безукоризненный вывод: премии всему коллективу начислены незаконно.
Но рядовые журналисты, разумеется, властям были неинтересны. Дело было возбуждено только против Евгении Острой и бухгалтера.
Острой в вину ставилось получение самых обыкновенных, но «не утвержденных» 13-й зарплаты, отпускных и компенсации за ведение верстки (5 тысяч в месяц).
Всего за год — 126 648 рублей.
И тут интересно не то, что вместо защищающей прессу 144-й статьи УК, наоборот, получилась 160-я (присвоение и растрата). Этим в наши дни уже и не удивишь. Впечатляет, на какие траты готово пойти государство, чтобы уличить слишком наглого журналиста в преступном получении отпускных…
ЦЕНА РАССЛЕДОВАНИЯ
В командировку из сибирской глубинки в Краснодарский край, где сейчас живет Евгения Острая, отправились сразу два начальника отделов — местного СК и полиции — Алексей Шашлов и Владимир Куцевол. Затем к Черному морю был командирован еще один следователь СК. Эта дружная компания прибыла, чтобы провести допрос. На неделю. По самым скромным подсчетам получается, что только эта командировка «такси — авиаперелет — гостиница — такси — авиаперелет — такси — суточные — зарплата» обошлась налогоплательщикам больше, чем «растрата Острой», — около 140 тысяч рублей. А впереди оплата прокуроров, судей. И перелеты Евгении из Краснодара и обратно на каждое заседание за ее, конечно, счет…
И все только потому, что система пожелала воспитать омских журналистов — заставить их «сделать выводы». И надо отдать должное — метод работает. На стороне обвинения на суде выступил… весь коллектив «Иртышской правды».
«ГИБКИЕ РЕБЯТА» ИЛИ «ПРЕДАТЕЛИ»?
Поразительно. Те самые журналисты, подписавшие письмо Путину и грозившие забастовкой, вышли на работу на следующий же день.
— Я вызвал их в кабинет, — вспоминает Майстепанов с еле заметной улыбкой. — Ну что, говорю, читал письмо ваше, я, значит, вас притесняю, да? Они сразу: «Это не мы, нас Острая заставила». Гибкие ребята…
— Я раньше-то думал, что у вас, журналистов, есть солидарность, — удивлялся краснодарский адвокат Острой Алексей Иванов (он защищает ее абсолютно бесплатно, на вопрос «почему?» изрекает инопланетное: «Потому что журналистов обижать нельзя»). — А ее нет вообще! У нас, у адвокатов, такое (сдать коллегу. — Ред.) просто невозможно — проклянут!
Хотя сами журналисты говорят: ничего против Острой не имеем, нас просто позвали на суд, мы просто пришли…
— Поймите, люди любят свою работу, — объясняет новый главный редактор Ольга Алексина. — В нашем поселке другую не найдешь.
— А мне искренне нравится новая «Иртышская правда». Она стала близкой к народу, — говорит когда-то самая близкая подруга Острой, ответственный секретарь Олеся Пермякова, пока я задумчиво листал подшивку.
Газета была радостной, позитивной, часто мелькало бодрое лицо Майгородова, отвечающего на бесчисленные вопросы граждан.
Выглядело все это действительно очень современно и красиво… Тираж, правда, немного снизился, но вроде как подписка подросла…
— Нам и редакцию отремонтировали, компьютеры новые поставили, — говорила Пермякова. — Я довольна.
— Но помните то письмо в защиту…
— Не жалею, что подписала, — пожала плечами журналист. — Это была эмоция, порыв. Но такова жизнь… Скажу только — когда следствие выяснило, что верстали мы вдвоем, а пять тысяч в месяц Женя доначисляла только себе, стало неприятно.
Острая попросила в ответ написать: «Предатели!»
— Как же у них работает чувство самосохранения, — возмущается она. — Я же как редактор начисляла Пермяковой все возможные надбавки… Все! С лихвой! Неужели эти пять тысяч в месяц, которые я доначислила себе (потому что Сумароков из мести срезал зарплату) за проделанную настоящую работу, за ежедневную верстку, разработанный мною дизайн, может так перевернуть их сознание?! Трусы! Мои бывшие коллеги (не друзья, ведь все как один в суде сказали, что нас связывали лишь рабочие отношения) готовы были поверить, что я ем младенцев, чтобы оправдать свою слабость. За моей спиной им легко быть смелыми журналистами. А теперь за них даже стыдно…
— А ведь история повторяется, — говорит Острая. — В соседней Таре работал редактор «Тарского Прииртышья» Сергей Мальгавко, который делал удивительную газету. Она чуть ли не официально признавалась лучшей в Сибири. Я у него училась. И когда газету убивали чиновники, коллектив его так же продал.
«ГАЗЕТА — НЕ ДОСКА ПОЧЕТА»
— Да, Мальгавко делал самую лучшую газету в Сибири, это правда, — кивает новый глава информуправления Омской области Ярослав Лесовский. — Сережке в отличие от Острой повезло с главой района Павлом Исаевым. Тот, читая газету, конечно, морщился, но говорил: «Газета — не доска почета». В общении чиновника с журналистом есть золотое правило: «Если ты будешь относиться к прессе как слуге, лакею, то она тебе будет подавать всегда не то. Научись с ней общаться, научись с ней работать».
— В глубинке, — говорит чиновник, — проблемы между обществом и властью обострены до предела. Там все на виду, как в бане. К сожалению, власть там пока не умеет разговаривать с людьми.
Когда-то Ярослав Лесовский был редактором «Омской правды», и его попросили с работы так же, как и Острую. Но будущий чиновник ушел мудро, тихо…
Об Острой он отзывается добродушно:
— Тут нужен особый талант — чтобы поругаться и с начальством, и с коллективом, — смеется он.
Но соглашается, его предшественник перегнул палку.
— Думаю, мы уберем все эти нормы, систему эффективности, — говорит сменщик Сумарокова. — Это не нужно. Журналистика — не выпекание пирожков, к ней нельзя относиться как к обычному бизнесу.
— Но именно из-за вашей окаянной отчетности сейчас судят журналиста… — нечаянно обронил я.
— А давайте не будем ссылаться на закон, — остановил меня чиновник. — Не надо козырять статьями, люди должны уметь договариваться, несмотря на амбиции. Ну а если отношения не складываются, тогда да, с одной стороны, можно поднимать Закон о печати, с другой — бухгалтерскую и иную отчетность.
— А что такого страшного сделала Острая? — спросил я в отчаянии. — Где она ошиблась?
— Она дала понять, что начальник — дурак, разве не ясно? — пожал плечами Лесовский, наконец-то обнажив настоящую причину всех проблем журналистики сразу.
— И что? — остолбенел я, вдруг вспомнив сразу и Сумарокова, и Майстепанова, и многих своих несчастных коллег, и другие официальные лица.
— Ну и все! — отрезал чиновник.
