Исполнительный директор украинского «Нафтогаза» Юрий Витренко рассказал детали заключения соглашений по транзиту российского газа.
Я подписал в Вене в 14:30, а глава Газпрома Алексей Миллер вечером подписал в Санкт-Петербурге.
Мы с ним проводили переговоры до глубокой ночи, надеясь, что подпишем контракты в одном месте, но мне для подписания нужны были соглашения Правления и Наблюдательного Совета Нафтогаза, а также Кабмина, поэтому пришлось перенести подписание и делать это уже по очереди и дистанционно.
О продлении транзита
Украина — надежная страна для транзита природного газа в Европу. Мы в очередной раз это подтвердили.
Еще недавно наиболее вероятным сценарием было полное прекращение транзита с 1го января 2020.
Например, по расчетам Оксфордского Института Энергетических Исследований, Газпрому не хватало совсем немного, чтобы обходиться без транзита через Украину даже без Северного потока 2.
Этот дефицит мощностей Газпром перекрыл бы за счет хранилищ газа в Европе и поставок сжиженного газа из терминала на Ямале.
Тот факт, что мы подписали контракт на транзит по принципу «качай или плати» на пять лет — является неординарным событием в таких условиях.
Замечу, что это первый раз в истории Украины, когда Газпром заключил контракт на транзит по европейскому принципу «качай или плати».
К этому времени только закупки газа у Газпрома покрывались похожим, но невыгодным для Украины и выгодным для России, принципу «бери или плати».
Также отмечу, что гарантированные объемы транзита по этому принципу значительно превышают объемы, которые называли наши международные партнеры как вариант, они попытаются обеспечить для Украины, и на который мы согласиться.
Гарантированные объемы — это минимум, а не максимум, которого мы ожидаем.
При этом дополнительные объемы с большей гибкостью бронирования будут оплачиваться по более высокому тарифу.
Выдающимся событием является также переход на европейские правила транзита газа.
Десятилетиями мы работали по правилам, сложившимся еще в советское время.
Это блокировало транзит для использования только Газпромом, а также не позволяло нам полностью интегрироваться в европейский рынок.
Теперь это в прошлом. Новые правила — это большая прозрачность, надежность поставок газа, лучше конкуренция на рынке, дополнительные доходы.
Важность этого перехода мы еще должны осознать.
Мы долго шли к применению европейских правил к транзиту. Я и моя команда были настойчивыми: новое сообщение со Словакией по новым правилам в 2014 году, принятие закона о рынке газа и Кодекса ГТС 2015, определения модели анбандлинга (отделения оператора ГТС) и многое другое.
Затем все было на грани срыва.
Мы нашли решение, которое позволило спасти ситуацию — Нафтогаз стал организатором транзита. И хотя такая структура является более сложной, она позволяет более гибко применять европейские правила к транзиту газа.
Закрытие контрактов 2009 года.
Кроме контракта на транзит газа, мы еще подписали соглашение об урегулировании.
По этому соглашению Газпром полностью прекращает обжалование решений Стокгольмского арбитража.
Это означает, что мы можем окончательно подвести итоги арбитражных процессов, которые продолжались почти шесть лет.
Нам удалось защитить Украину от штрафа по положению контракта «бери или плати», который бы превышал 80 млрд долларов.
2 млрд долларов мы сэкономили для Украины за счет пересмотра контрактной цены. Например, в 2 м квартале 2014 мы снизили цену с 485 до 356 долл.
5 млрд долл Газпром был вынужден доплатить за транзит: 2,1 миллиарда долларов мы фактически получили в виде газа (через зачет, который провел арбитраж), 2,9 миллиарда долларов Газпром оплатил деньгами.
Считаю достижением, что моя небольшая команда, которая непосредственно этим занималась, смогла это сделать. Я уже писал, что нам помогали многие люди, которым мы за это благодарны. Так же многие нам противодействовали. Или просто паразитировали на этих достижениях, вместо того чтобы честно и профессионально делать свое дело.
Отзыв исков и жалоб
Когда я подписывал соглашение об урегулировании, предусматривающий отзыва всех текущих исков и жалоб с обеих сторон, мне было обидно за ту работу и знания, которые я со своей командой в них вложили. С нашей стороны это были интеллектуальные шедевры, а не просто иски и жалобы.
Но я понимаю, что наша ответственность перед Украинской требует от нас принимать решения в интересах национальной компании, а не в собственных интересах.
Интересы страны — это продолжение транзита, это получение денег сейчас, а не через год и тем более не за 3–7 лет.
Тразит газа — это десятки тысяч рабочих мест. Это более низкие тарифы на газ для потребителей Украины. Это экономическое зарастания. Это доходы государственного бюджета. Это геополитика и безопасность.
Поэтому нам нужно было продолжение транзита, причем с гарантиями.
Международные партнеры нам в этом помогали, и они не поняли бы нашу неконструктивную позицию, мы бы потеряли поддержку.
При этом важно понимать, что наши исковые требования на 12200000000 долл были прежде всего следствием ожиданий прекращения транзита.
Другими словами, мы могли бы выиграть в арбитраже эти 12,2 миллиарда только бы Газпром отказался от транзита. А он не отказался.
Фактически, как я об этом открыто говорил, с нашей стороны это был экономический стимул для Газпрома продолжить транзит.
Также замечу, что далеко не всегда удается выиграть всю сумму иска на такие большие деньги.
Арбитраж обычно нам присуждает меньшую компенсацию, чем мы требуем.
Меня иногда удивляет, что «эксперты» говорят о нашем иск на 12,2 миллиарда долларов, и о том, есть ли экономический смысл от него отказываться в обмен на транзит на условиях «качай или плати» с гарантированными доходами в размере 7.2 миллиардов долларов плюс возможность значительных дополнительных доходов от транзита. Именно я придумывал и обосновывал этот иск, и поэтому я имею основания считать, что я знаю, как нужно принимать это решение.
Еще раз напомню, что урегулирование — это еще и отказ от исков со стороны Газпрома. Да, они имеют значительно меньшую вероятность выигрыша, но речь идет о десятках миллиардов долларов, что даже больше, чем сумма наших исков.
Добавлю еще один аргумент. Последние пять с половиной лет я постоянно чувствую риск того, что какой-то некомпетентный или продажный чиновник сознательно или бессознательно разрушит нашу юридическую позицию против Газпрома. Несколько раз этот риск почти реализовался.
Для того, чтобы предотвратить, мне приходилось прибегать к неординарным шагам.
Например, мне пришлось пойти на радикальную для корпоративного мира публичность. Ценой многих конфликтов. Но я понимал, что для нашего дела критически необходимо, чтобы общество знало правду. Так же критически необходимо было обеспечивать поддержку международных партнеров.
Поэтому, учитывая эти риски и интересы страны, когда Газпром пошел на переговоры по относительно справедливому варианту урегулирования, я принял решение именно таким образом достичь желаемого для всех результата.
Можно было получить лучшие условия
Те, кто комментирует этот вопрос, должны сначала честно сказать следующее:
Если бы план трансформации Нафтогаза не был провален, и Нафтогаз бы стал современной и профессиональной национальной компанией, то сделало бы это нашу позицию более сильной и все процессы более эффективными?
Если бы программа увеличения собственного газа не была провалена, и если бы снизилось неэффективное потребление газа, что дало бы возможность Украине экспортировать газ, а не импортировать, то стоял бы так остро вопрос цен на газ, которое связано с транзитом?
Если бы не были сорваны плановые сроки анбандлинга (отделения оператора ГТС), и оператор был бы своевременно сертифицирован и обеспечен всеми необходимыми ресурсами, а правила работы рынка реально отвечали бы европейским, то не изменило бы это динамику переговоров, в частности в трехстороннем формате с Еврокомиссией?
Поэтому перед тем, как рассказывать о лучших варианты, давайте сначала откровенно поговорим об изначальных условиях.
Нам многое удалось сделать «вопреки, а не благодаря». Часто вели «партизанскую» борьбу, поскольку в поддержку «регулярных частей» рассчитывать нельзя.
Так это еще учитывая то, что в критические моменты приходилось вмешиваться и исправлять ситуацию.
Например, когда анбандлинг был заведен в тупик, а недоверие со стороны ключевых международных партнеров к ответственным за анбандлинг лиц уже пересекла границу, мне пришлось вмешиваться и находить решение, потому что в противном случае анбандлинг бы или до сих пор не состоялся, была бы разрушена наша юридическая позиция в арбитраже.
