Share Tweet Share Share Email Comments
Фото: maradon 333 / Shutterstock.com
Президент Макрон «принял» Россию в Европу, однако не выписалась ли из Европы сама Франция?
Автор:
Холмогоров Егор
Президент Франции Эммануэль Макрон после переговоров с Владимиром Путиным опубликовал в Facebook прочувствованный пост на русском языке. «Россия – очень глубоко европейская страна. Мы верим в Европу, простирающуюся от Лиссабона до Владивостока», – написал французский лидер и выразил надежду, что сторонам удастся «разработать архитектуру безопасности и доверия между Европейским Союзом и Россией».
Emmanuel Macron
· 20 авг. 2019 г.
Ответ пользователю @EmmanuelMacron
Des incendies à la fonte du Permafrost en Sibérie, la Russie voit de près les ravages du changement climatique. Je me réjouis de sa décision de ratifier l’Accord de Paris. C’est un geste fort et symbolique. Nous devrons poursuivre sur cette voie.
Emmanuel Macron
Je suis convaincu que l’avenir de la Russie est pleinement européen. Nous croyons dans cette Europe qui va de Lisbonne à Vladivostok.
В этом небольшом тексте и присутствующей в нём игре словами, смыслами и омонимиями как в зеркале отразилась вся сложность отношений, сложившихся между Россией и… кем? Напишешь «Европой» – будет неверно, так как Россия тоже Европа. «Западом» – тоже неверно, так как Запад сегодня это, прежде всего, Америка, а что Россия не Америка, никакому сомнению не подлежит. «Евросоюзом»? Но это чисто бюрократическое учреждение, и Россия совместима куда больше с Европой без Евросоюза, нежели с ним.
Вопрос о России и Европе утопает в хитросплетениях понятия «Европа».
Президент Франции Эммануэль Макрон. Фото: www.globallookpress.com
Сколь рано Русь осознала себя Европой, говорит такой примечательный факт, передаваемый византийским историком Львом Диаконом. Требуя дань с византийцев, русский князь Святослав, обладавший весьма оригинальным геополитическим мышлением (вспомним его проект русской столицы на Дунае), сказал:
Если говорить о географии, то именно на территории России находилась область, которую средневековые картографы обозначали Caput Europae – «Начало Европы». «Hic finis Asiae, hic capud Europae» написано было на карте Беата (VIII в.) возле реки Танаис (Дон). Как государство Россия – Европа, в том смысле, что началась в географической Европе, выйдя за её пределы лишь в XVI веке с началом походов русских воевод и казаков за Урал.
О «Европе от Атлантики до Урала»рассуждал в 1960-е годы предшественник Макрона на посту президента Франции генерал Шарль де Голль, противопоставляя эту мечту идеологии «железного занавеса», культивировавшуюся с обеих сторон линии фронта холодной войны. Именно де Голль начал политику особых отношений с СССР, когда Париж стал главным другом Москвы на Западе. К этой политике отчасти апеллирует сегодня и Макрон.
Однако образ «Европы до Урала» был не очень удачен в том смысле, что искусственно разрезал Россию. А после Урала тогда что? Поэтому стала более популярна та формула, которую использовал сейчас Макрон, – «Европа от Лиссабона до Владивостока». В том, что Владивосток – это Европа, не усомнится никто, побывавший там хотя бы однажды. Даже названия проливов и бухт вопиют о том же – Босфор Восточный, бухты Аякс, Диомид, Улисс, как конспект «Илиады» и указание на пограничье Европы и Азии. Выдвинувшись на Восток, Россия перенесла европейское наследие вместе с собой.
Однако это значит, что Европа – это не место на карте, а определённый тип культуры и цивилизации. Существует ли вообще Европа с географической точки зрения? Великий французский историк Фернан Бродель отчасти в этом сомневался.
– отмечал он в своей «Грамматике цивилизаций».
И в самом деле, выделение Европы из Евразийского материка не имеет никаких веских географических оснований. Это чисто культурологическое решение, и определялось оно распространением цивилизации определённого типа.
Является ли Россия Европой в этом цивилизационном смысле? Особых сомнений в этом тоже быть не может. Существует железный критерий, по которому европейский и азиатский культурный круги можно отличить всегда. Достаточно посмотреть на то, как изображаются, начиная с древнейших миниатюр, русские князья. Они сидят на стуле, лавке, кресле, том или ином возвышении, но никогда не на земле, не «по-турецки» и не на корточках, как правители дальневосточных, кочевых или исламских культур.
Русская цивилизация формировалась в кругу европейских цивилизаций. Другое дело, что самих этих цивилизаций было гораздо больше одной. Как минимум мы должны выделить древнюю крито-микенскую (минойскую) цивилизацию, ставшую первой морской цивилизацией в истории, затем древнегреческую (эллинскую) и древнеримскую, а также уничтоженную римлянами и германцами кельтскую, далее – византийскуюцивилизацию, соединившую в римской государственной форме эллинство и христианство.
Именно к византийской цивилизации восходит русская, причём формирование её славянами на рубежах Византийской империи было предрешено задолго до того, как возникли Новгород и Киев. Следует ли выделять цивилизацию викингов, влившуюся в цивилизацию средневековой Европы? Во всяком случае, эта средневековая европейскаяцивилизация, по сути, уничтоженная Чёрной Смертью в XIV веке, не вполне тождественна нынешней западноевропейской. От которой, в свою очередь, отделилась цивилизация американская, весьма оригинальная в самих своих экологических и психологических основах.
У всех этих цивилизаций есть немало общих черт, которые сразу выдают их фамильное сходство, если поставить рядом с ними китайскую или, к примеру, цивилизацию майя. И будет справедливо сказать, что это сходства не только дизайна, но и внутреннего духовного строя – особенное внимание к человеческой личности, повышенный рационализм и поиск новых знаний. Но есть и бросающиеся именно на родственном контрасте отличия.
Например, основная тема европейских романов, начиная с «Тристана и Изольды», – это тема адюльтера, в котором, собственно, «романное» начало и заключается. А оказавшись на русской почве, роман трансформируется в историю о том, как адюльтер не состоялся («Евгений Онегин») или принёс ужасные последствия, в то время как рядом возникла крепкая здоровая семья («Анна Каренина»). Две культурные модели, западная и русская, соотносятся как две гомеровские поэмы – «Илиада», где всё крутится вокруг неверной Елены, и «Одиссея», где героиней становится верная Пенелопа.
Россия и Запад вполне могли бы существовать рядом как сестринские цивилизации, если бы не одно «но»… Это «но» – универсалистские притязания Запада. Запад не хочет быть Западом, он хочет быть всей Европой, мало того – всем миром.
Понятия «Европа», «европейский» превратились на языке Запада в средство манипуляции. Во-первых, географическое и цивилизационное понятие Европы было отождествлено с западноевропейской цивилизацией. «Европа – это Запад». А то, что не Запад – то не Европа, да и вообще неевропеец не является в строгом смысле человеком. Это, кстати, немедленно породило и европейскую русофобию, наибольший вклад в которую внесла как раз Франция.
Как только Франция в XVIII веке столкнулась с сопротивлением своим геополитическим притязаниям со стороны мощной послепетровской России, исключить Россию из Европы и загнать назад в «Тартарию» стало в какой-то момент настоящей идеей фикс французской дипломатии.
Что до России, то мы причислили её к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять о европейских делах… Необходимо устранить все обстоятельства, которые могли бы ей дать возможность играть какую-либо роль в Европе… Пусть она впадёт в летаргический сон, из которого её будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству Московитов помышлять о внешней политике…
– писал руководитель королевского «Секрета» граф де Брольи.
Людовик XV. Фото: www.globallookpress.com
В депеше, составленной от имени Людовика XV, задача французской дипломатии ставилась не менее определённо:
Вы, конечно, знаете, и я повторяю это предельно ясно, что единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, чтобы удалить её как можно дальше от европейских дел. Всё, что может погрузить её в хаос, прежнюю тьму, мне выгодно.
Впрочем, стоило ли самой России заниматься «похищением Европы» – спасать Австрию и Пруссию от Франции, а потом Францию от Австрии и Пруссии, жертвуя жизнями русских солдат? И не была ли европейская русофобия лишь реакцией на вмешательства в дела маленького «мыса» огромной, теряющейся где-то за краями географической карты России?
К сожалению, выбора играть или не играть в европейские игры у России тогда, по сути, не было. В XVIII–XIX веках быть Европой значило быть в высшей лиге. Западу удалось отождествить между собой понятия «Европа» и «цивилизация как таковая» и провозгласить, что единственный путь прогресса – это движение по европейскому пути.
Большинство несогласных было принуждено к этому движению с помощью колониализма. А если Россия не хотела стать колонией, значит, следовало стать колонизатором, стать частью Европы. Как много весит Россия в качестве такой части, показал исход наполеоновских войн. И это ещё один аспект, в котором Россия является Европой – столетиями мы играли на этой внешнеполитической площадке по её правилам и добились уважения и престижа в качестве великой державы первой лиги, как выдающейся страны «неколонизированного» мира. Мы могли жаловаться на то, что в духовном смысле колонизация произошла, что русские дворяне говорят по-французски и читают французские стихи, но это всё-таки они в конечном счёте победителями вступили в Париж.
Однако понимание того, что Россия всё-таки не Европа в том смысле, в каком Европой являются Франция или Германия, никуда не уходило. Его выразили русские славянофилы. А в 1869 году Николай Яковлевич Данилевский опубликовал книгу «Россия и Европа», в которой задал убийственно точный вопрос: «Европейская цивилизация тождественна ли с общечеловеческою?». И ответил безусловным – «Нет».
Цивилизация не одна, их много, каждая из которых представляет собой особый культурно-исторический тип. И один из этих культурно-исторических типов – славянский, русская цивилизация, не только существует, но и её значение возрастает во всех сферах – от государственности до науки и культуры. Для европейских последователей Данилевского – Освальда Шпенглера и Арнольда Тойнби, а в наши дни – Сэмуэля Хантингтона, существование самостоятельной русской культуры и цивилизации было уже само собой разумеющимся. Мало того, Шпенглер надеялся, что русская культура освободится из плена западного «псевдоморфоза» и продемонстрирует всю меру собственной оригинальности.
Борьба за цивилизационный суверенитет России в отношении Запада была, таким образом, выиграна – по крайней мере в интеллектуальном плане. Если же говорить о геополитике, то мы оказались в тисках западного глобализма ничуть не в большей мере, чем все остальные мировые цивилизации, и выбираться начали одними из первых.
Другое дело, что в современном мире начинается встречная волна. Волна истеричной деевропеизации, когда освободившиеся от европейского колониализма, глобализма и культурного диктата народы стремятся быть как можно менее похожими на Европу. Причём под Европой зачастую подразумевается американизированный Запад. Отталкивание от Европы во всех формах – от исламистской до конфуцианской и от индуистского фундаментализма до возрождения диких африканских верований – стало модой исторического сезона, длящегося уже почти столетие.
Фактически в мире сложилась ситуация, которую Хантингтон обозначил как «Запад и все остальные». Остальные готовы объединиться хоть с кем и забыть любые разногласия, лишь бы насолить ненавистному Западу. Разумеется, для России такая эмоция, особенно после унижения 1990-х годов, рецидивы которого длятся и по сей день, вполне естественна и понятна.
Понятна. Но рискованна. Как бы нам, сдирая с себя липкие ядовитые одежды Запада, не содрать заодно собственную кожу? Когда мы назло Западу становимся, к примеру, на сторону хана Батыя, то предаём уже себя и своих предков. Когда назло Западу начинаем отталкивать от себя христианское культурное наследие и делать излишние реверансы перед исламом или «азиатской духовностью», мы рискуем и вовсе потерять главное, что у нас есть, – Небесное Царствие.
Антизападничество должно оставаться на своём законном месте – в качестве анти-западничества, то есть отвержения притязаний блока западноевропейской и американской цивилизаций на то, что они представляют собой всю Европу и являются глобальной культурой. Превращать антизападничество в обазиачивание, видя, к примеру, в миллионах мигрантов из Средней Азии едва ли не братьев-освободителей от американского гнёта, – это просто безумие.
Россия ещё более чем прежде должна отстаивать своё место как своеобразной европейской цивилизации. И при этом нам следовало бы взять на себя роль хранительницы старого европейского наследия. Это тем более важно, что обратной стороной столкновения «Запад и остальные» оказалось обазиачивание самого Запада.
Происходящие в недрах «Европы» процессы – демографические, политические и культурные – привели к фактическому отрыву Запада от европейских корней. Города заполнены закутанными по глаза женщинами, выросшими на «убийствах чести». Белый англосакс в США обязан испытывать чувство стыда не только перед потомком африканских рабов или индейцев, но и перед японцем (за что? за Перл Харбор?)
По сути, доктрина современной «толерантности» и «мультикультурализма» это всё тот же накат на европейское наследие, но уже не по внешним границам, а по внутренним. При этом торжествует менее ценная сторона западной культуры – её научно-технические достижения, цивилизация комфорта, пресловутый либерализм, а отбрасывается ядро – Христианство, европейский персонализм и уважение к праву, интеллектуальная свобода, глубина традиций и порыв к высокой культуре.
Фото: Giannis Papanikos / Shutterstock.com
И именно здесь главное лукавство всего того, что говорится Макроном о России и Европе и о «европейских ценностях» в связи с Евросоюзом. Ценностями современного Евросоюза являются не европейские ценности, а их отрицание. Фактически ЕС подменил старинные тысячелетние устои Европы коктейлем из либерализма, феминизма, ЛГБТ-активизма и… антиевропейской «антиколониальной» риторики леваков.
Евросоюз превратился в один из главных инструментов обазиачивания и африканизации современной Европы. Причём против стран, которые сопротивляются этому процессу, не хотят утрачивать свою национальную и христианскую идентичность, не хотят быть грандиозными отстойниками для «беженцев», как Венгрия, применяются санкции и репрессии. Евросоюз сегодня главный враг Европы – это признаёт всё больше западноевропейцев.
Тот же Макрон за несколько дней до встречи с Путиным произнёс пламенную речь, превозносящую африканских солдат, сражавшихся за Францию в составе колониальных войск в мировых войнах, и призвал называть в их честь улицы. «Африка – составная часть Франции», сообщил он. Не так давно Макрон заявил, что «эпицентр французского языка находится в бассейне реки Конго».
И вот в связи с такими масштабными географическими манипуляциями французского президента возникает закономерный вопрос – не окажется ли в его хлестаковском воображении Россия частью «Европы от Владивостока до Киншасы» и не станет ли расплатой за такое «европейство» полная утрата Россией цивилизационного и религиозного лица?
Поэтому я не очень радовался бы тому, что Макрон «принял» Россию в Европу. На деле сегодня Россия более Европа, чем сегодняшняя Франция. Традиционалисты, идентитаристы и евроскептики смотрят на Россию с надеждой, а на Путина едва ли не как на мессию. Именно Москва, а не Париж защищает сегодня ценности европейской традиции, высокий уровень европейской культуры. Именно Россия сегодня стоит на страже того геополитического плюрализма, который делает Европу настоящей Европой. Кто кого должен «принимать в Европу», тут ещё очень большой вопрос.
