СССР, конечно, был великой страной, причём не только в политическом плане. Многие возразят, скажут, что простые люди жили плохо и бедно, однако это будет неверно. Во-первых, жили по-разному, некоторые значительно лучше других. Во-вторых, были в социальном плане у Союза достижения, которым завидовали даже в капстранах: например, любезная сердцу многих стабильность. Были, конечно, и проблемы, но всё же мазать страну исключительно чёрной краской нельзя, это будет несправедливо.
К сожалению, политически активная публика сейчас разделилась на два лагеря с высоким градусом фанатизма в каждом. Одни представляют СССР как новое воплощение Мордора, в котором не было ничего, кроме пьянства, грязи и нищеты. Другие на голубом глазу рассказывают про пенопласт из молочной пены, которым можно было закусывать после трубящих рабочих смен лучшее в мире жигулёвское пиво.
Как говорили мои учителя философии — начинай исследования с источников. Вчера, при обсуждении поста genby о ценах в России и в СССР, мне написали следующее:
https://olegmakarenko.ru/1618927.html?thread=686639855#t686728687
Вещи стоили дороже, продукты питания стоили дороже, но благодаря всяким социальным льготам жить было значительно дешевле. Если в 70-м году чтобы выжить в чужом городе нужно было 65 рублей, то сейчас не меньше 15’000. Вот и считайте курс советского и российского рубля.
О чём я там у genby написал. А сравнивать по отдельным ценам – почти бесполезное занятие. Оно, конечно, вызывает чисто обывательский интерес, но об уровне жизни по этим отдельным ценам невозможно судить.
Уже сложно представить, но 1970 год был почти 50 лет назад. Не так много в блоге комментаторов, которые были тогда в сознательном возрасте, да ещё и путешествовали по другим городам. Чтобы понять, как оно было на самом деле, процитирую пару фрагментов из книги Игоря Ефимова «Без буржуев». Если вы думаете, что господин Ефимов был ярым антисоветчиком и клеветал на российскую действительность, спешу разочаровать. Антисоветчиком он, вероятно, и вправду был, вот только буквы «ЛГ», встречающиеся в тексте, это ссылки на «Литературную газету» — официальное советское издание, редакция которого не стеснялась подробно писать о тех проблемах, которые современные коммунисты начисто отрицают:
http://royallib.ru/book/efimov_igor/bez_burguev.html
Но вот, допустим, вы приезжаете в чужой город, где готовить вам совершенно не на чем. А поесть надо. И вы отправляетесь на поиски столовой, кафе, ресторана. Спору нет, в крупном центре пообедать сейчас — не проблема. Особенно, если вы неприхотливы в еде и желудок у вас крепкий. Ну, подадут вам шницель из сплошного жира. Ну, картофель попадется черноватый. Ну, котлеты случатся наполовину из хлеба. Или обнаружите вы на своей тарелке пупырчатый отросток, который в меню именуется курой жареной. Все это мелочи. С удовольствием ли, без, но съедите и голодным не останетесь. Это что касается обеда.
С завтраком уже труднее.
Большинству людей, как приехавших в командировку, так и местных, на службу надо к 9 часам, не позже. Но лишь малая часть кафе и буфетов открывается в 8 или в 8.30. Опытным посетителям они все известны наперечет. Опытные выстраиваются у дверей еще до открытия и потом кидаются внутрь, как на штурм. Туп откуда-то из ближних парадных появится еще небольшая кучка подзамерзших людей без пальто и, минуя гардероб, ринется прямо к стойке буфета или раздаточным окнам. Это сверхопытные — они оставляют свои пальто в гостиницах и на этом выигрывают лишних минут 5-10. Очередь будет двигаться в обычном изнурительном темпе, ибо стандартных, заранее расфасованных завтраков нигде не подают. Так что неопытным придется в конце концов махнуть рукой и довольствоваться булочкой всухомятку или ехать натощак. Не потому ли по утрам в трамваях и метро так много мрачных лиц?
Но хуже всего с ужином.
В 8 часов вечера почти все столовые закрываются, и перед вами остается выбор: либо лечь голодным, либо попытаться прорваться в ресторан. К этому часу на дверях почти всех ресторанов появляется объявление: «Свободных мест нет». В лучшем случае, табличка будет по-новомодному вежливой: «Извините, свободных мест нет». Но и в том, и в другом случае охраняться она будет невежливым ресторанным цербером — швейцаром. Он обязательно продержит вас некоторое время на улице в надежде, что вы подмигнете ему или покажете рубль, или еще как-то пообещаете мзду за впуск. Если вы с компанией, то откуда-нибудь сбоку может появиться официант и шепотом предложить провести с черного хода, скажем, за пятерку («Смена» 25.2.75). Не хотите? Ждите дальше.
И вы ждете под презрительно-равнодушным взглядом швейцара через стекло. Да и как ему не презирать вас? Кто бы вы ни были в обычной нересторанной жизни, сейчас вы жалкий проситель, полностью зависящий от него. Может быть, вы врач, задержавшийся в больнице из-за сложной операции, или ученый с именем, или толковый инженер, или просто рабочий, честно отстоявший смену у станка, — все равно, ваш месячный заработок будет наверняка меньше того, что заработает он вот этим простым непусканием вас в зал. 400 рублей как минимум, утверждает «Литературная газета» (ЛГ 24.3. 76). Даже ваш рубль ему не очень нужен, потому что ему приплачивают из своих доходов официанты (ЛГ 27.10.76). За что? А вот именно за то, чтобы не пускал в зал таких, как вы, а пускал бы потенциальных кутил, которые будут заказывать и рассчитываться, не скупясь. И такие действительно проходят мимо вас, и он открывает перед ними дверь. Хотите возмутиться? Вам скажут, что человек выходил на несколько минут, что у него заказан столик, взят заказ. Лучше уж стойте спокойно, не рыпайтесь.
Вот типичная история. В Пензе швейцар не пускает в зал четырех женщин-инженеров, заявляя им, что без мужчин женщинам вход в ресторан запрещен (ЛГ 12.2.75). Возмущенные посетительницы идут к администраторше, и та, поджав губы, уверяет, что да, есть такое постановление Пензенского треста ресторанов. А то ходят разные, легкого поведения, специально, чтобы подцеплять бедных мужчин в минуту слабости. Потом выясняется, что никакого постановления нет, но просто видно с первого взгляда, что от этих четырех молодых дам (от силы 120 рублей в месяц) не будет никакого дохода ни официанту, ни буфетчице, ни винным счетам ресторана.
Но вот вы дождались, достоялись, дали рубль — так или иначе прорвались внутрь. С удивлением видите, что свободные места есть. И даже свободные столики. Вы обходите те, на которых стоят таблички «заказан», «не обслуживается», и куда-то там присаживаетесь. Теперь ждите официанта. Может быть, придется ждать 20 минут, может, 30, а может, час. Вы будете просительно заглядывать в лицо то одному, то другому — они не взглянут на вас. Они либо озабоченно снуют мимо, либо болтают между собой в углу, либо накрывают ряд столов для банкета.
«Наверное, ждут каких-то важных персон, — думаете вы. — Поэтому все внимание тем столам, а на нас официантов не хватает».
Важные персоны появляются, но оказываются всего лишь компанией, заказавшей столики заранее, чтобы отметить какое-нибудь семейное торжество, защиту диссертации, встречу выпускников, цеховой юбилей. Почему же официанты так внимательны к ним? Да потому, что нет для них более легкой поживы, чем заказной банкет. Это для них что для рыбака — путина. Можете вы представить гостя, который рискнул бы нарушить торжество, затеяв скандал из-за недоставшегося ему деликатеса? Опытный официант может, утаивая часть блюд и вин, смешивая в общей вазе 20 порций салата, вместо заказанных 30-ти, раскладывая рыбные закуски на большие блюда (вы будете собирать их и взвешивать?), сорвать с одного банкета за вечер до 80 рублей (ЛГ 27.10.76). В месяц он зарабатывает с чаевыми больше, чем любой доктор наук — 500 рублей и выше. И вы хотите, чтобы он не презирал вас с вашими просительными взглядами, с вашим деликатным постукиванием пальцами по столу, с вашим судорожным рысканьем по страницам меню (уложиться хотя бы в пятерку)? Нет, будьте благодарны, если в конце концов он хоть что-то принесет вам, а не объявит после полуторачасового ожидания, что его смена кончилась. Сколько раз бывало, что люди уходили из ресторана, так и не поев, унося в горле ком, а в душе — чувство предельного унижения.
Да, тяжело зависеть так полно от лакея. Неправ был Достоевский, решивший, что Смердякову нет иного выхода, как повеситься. Он не повесился, он стоит у входа в ресторан и из всех братьев Карамазовых пускает внутрь одного только Митю — под открытый грабеж других Смердяковых. Так что гораздо более правыми оказались те прототипы персонажей Достоевского, которые тихо напевали на своих сходках «кто был ничем, тот станет всем».
Хорошо еще, что в ресторан каждый день ходить необязательно. Можно обойтись и без него. Но обойтись без кружки пива после тяжелого рабочего дня для многих мужчин просто мучительно. И они стоят у пивных ларьков. Стоят долго, терпеливо. В той темной, непраздничной одежде, в какой ездят на работу. Очереди их представляют такое мрачное, безрадостное зрелище, что в Москве, например, их стали теперь обносить цветными в человеческий рост заборами из плексиглаза. Плексиглаз просвечивает на вечернем солнце, по нему движутся тени с кружками в руках, слышен сдавленный гул голосов. Людям хочется поговорить, но много ли наговоришь, стоя на своих двоих после рабочего дня?
Ни у кого из них нет «своей» пивной, «своего» кабачка вблизи от дома, где бы можно было спокойно посидеть, болтая с приятелем, давая нервному напряжению и усталости постепенно ослабнуть, вытечь из рук, натруженных за день рулем, молотком, пилой, кирпичами, напильником. Нет, надо спешить набраться алкоголем сразу, потому что, если почувствуешь потом, что «не хватило», будет поздно — ларек закроют, магазин перестанет продавать спиртное, жена не выпустит из дома. И они спешат — скидываются на бутылку водки, выливают ее в пиво, делают «ерша». Пьют, почти не закусывая, — нечем. И выходят на улицу, и идут, пьянея на глазах, и потом валятся, не добравшись до дома.
Уверен, что половина из тех, кто нынче напивается до беспамятства, сумели бы сохранить человеческий облик, если б знали, что в любой момент, коли придет охота, они смогут в нормальной человеческой обстановке пропустить стаканчик. Но этого нет, они пьют впрок, и из честных тружеников, заработавших себе нелегким трудом право на кусок хлеба и кружку пива, превращаются в «пьяниц проклятых», в человеческое отребье, которое фургоны «спецмедслужбы» собирают на улицах и свозят в вытрезвители, где им предстоит провести ночь в холоде, раздетыми догола, с чернильным номером, нарисованным на ноге.
Мы с сослуживцем приехали во Львов, пришли в гостиницу, где нам были заказаны места. Поезд прибывал в 5.30, а нужный администратор приходил на работу в 9.00, поэтому нам пришлось три часа ждать в вестибюле. Наконец нас пустили в номер. Так как проводница подняла весь вагон за полтора часа до прибытия (так ей удобнее управиться с уборкой), мы просто валились с ног от недосыпа и мечтали поспать хотя бы часок. Мы были уже в постелях, когда вдруг без стука отворилась дверь, впустив грузную немолодую уборщицу в форменном платье, между прочим, лучшей львовской гостиницы. Она оглядела нас тяжелым взглядом, потом показала кулак — нам, двум солидным инженерам, отцам семейств, уважаемым людям — и сказала с угрозой:
— Ну, хлопцы, глядить у мине, щоб чисто у номере було.
Особенно тяжело приходится водителям дальних рейсов. Ремонтных мастерских вдоль шоссе крайне мало, а кэмпингов, где бы можно было переночевать шоферу грузовика, и вовсе нет. В городских гостиницах никогда нет мест, а если бы и были, грузовым машинам запрещено останавливаться около них, портить городской пейзаж. Летом спят на травке или в кабинах, а зимой? Иногда сердобольные жители пускают переночевать, но просят, в случае чего, назваться родственниками, потому что и им запрещено предоставлять ночлег за деньги (считается — нетрудовой доход). Опытные водители заводят себе на накатанных трассах знакомых, к которым иногда сворачивают для ночлега километров на 50 в сторону.
От автолюбителей не раз можно услышать истории о том, как впереди идущая машина вдруг ни с того, ни с сего начинала скатываться к канаве или к предохранительному барьеру; потом снова ехала прямо. На шоссе Ленинград-Киев есть мост, на котором я каждое лето вижу свежие проломы в перилах то с одной, то с другой стороны. Судя по рассказам местных жителей, из четырех разбившихся здесь за последнее время грузовиков как минимум два слетели в воду без всякой видимой причины — явно дремота на секунду одолела шофера. На другом участке могло бы и обойтись — съехал на обочину и проснулся от тряски, но здесь секунда оказалась роковой.
Подведу итог
Жить и работать в СССР было, конечно, возможно. Вместе с тем, если мы сравниваем стоимость жизни в другом городе, нам надо понимать, что далеко не всё в СССР тех лет измерялось деньгами. Отсутствие мест в гостинице, например, ситуация для тех лет совершенно классическая, равно как и проблемы с едой. Сейчас такое представить сложно: спасибо капитализму, гостиницы и кафе есть повсюду, причём на кошелёк любой толщины.
Повторю ещё раз, нормальное сравнение цен в СССР и в России ещё никто не делал, это задача для весьма амбициозного экономиста или даже для команды экономистов. Нужно будет учесть дефицит, блат, очереди, накрутки спекулянтов, взятки и качество некоторых услуг. Работа большая, творческая и тяжёлая.
Наконец, добавлю, что все ужасы, которые товарищ Ефимов пишет про командировки, реальны, однако всё же есть один важный нюанс. В СССР были «на коне» люди, которые умели крутиться, подскакивать кабанчиком, заходить с чёрного хода. Это называлось «умением жить». Без наличия пронырливости, да, приходилось тяжко, однако общительные люди с большим количеством знакомых не пропадали: большую часть бытовых проблем они умудрялись как-то решать или обходить.
